Особый интерес в современных условиях представляет выяснение правового содержания понятий «состояние войны», «статус воюющей стороны» и их соотношение с понятием вооруженного конфликта.
Практика межгосударственных отношении свидетельствует о том, что состояние войны как правовая категория не всегда обусловлено использованием вооруженной силы, а означает противоположность состоянию мира, которое, в свою очередь, не всегда характеризуется лишь отсутствием применения силы.
Война между государствами рассматривается либо как состояние дел («состояние войны»), либо как действие или взаимодействие. В правовом плане (с точки зрения как внутригосударственного, так и международного права) наступление или признание состояния войны влечет за собой ряд важных правовых последствий, в частности, нейтралитет третьих сторон, интернирование союзников противной стороны в конфликте, конфискацию собственности противника, разрыв дипломатических и консульских отношений, аннулирование или приостановление действия договоров.
Конкретные военные действия возможны, но вовсе не обязательны. Например, во время второй мировой войны между фашистской Германией и некоторыми латино-американскими странами существовало состояние войны, однако, при этом ни одного выстрела так и не было сделано. То же самое можно сказать и о Турции, которая вступила в антигитлеровскую коалицию в марте 1945 г.
Поскольку, с одной стороны, возможно существование войн без боевых действий, а с другой - боевые действия, которые не объявляются, не признаются и не воспринимаются как война, отдельные определения понятия войны, дававшиеся до не давнего прошлого, представляются узкими, не охватывающими всех сторон этого явления социальной жизни. Это, в частности, касается определения, содержащегося в учебнике Оппенгейма, согласно которому «война есть столкновение между двумя или большим числом государств, осуществляемое посредством применения их вооруженных сил, в целях преодоления друг друга и принуждения побежденного принять условия мира победителя» (44).
В свете сказанного выработка единообразного общепризнанного правового определения понятия «война» вряд ли представляется возможной. Поскольку искоренение войн путем их юридического запрещения оказалось безуспешным, то не только в теоретических исследованиях, но и в документах ООП, и в дипломатической практике стали употребляться такие понятия, как применение силы, вооруженный конфликт, угроза применения силы и др.
В современных условиях правительства и международные организации обладают широкими дискреционными полномочиями решать, представляет или нет тот или иной вооруженный конфликт войну с правовой точки зрения со всеми вытекающими отсюда правовыми последствиями.
Война и использование вооруженной силы квалифицируются современным международным правом либо как правонарушение, либо как санкция. В последнем случае война и вооруженное насилие используются в качестве защиты или меры принуждения. Именно такой правовой философии придерживались авторы Статута Лиги Наций, Парижского пакта 1928 г., и Устава ООН. Вслед за этим последовало осуждение агрессивной войны как тягчайшего преступления против человечества, влекущего ответственность соответствующих государств и физических лиц.
Деление войн на правомерные и противоправные не означало возрождения доктрины справедливой войны, которая занимала центральное место в теории международного права на протяжении многих столетий. Согласно этой доктрине, война являлась справедливой, если велась в целях самообороны или в силу иных справедливых причин. Например, в порядке репрессалий или с целью возместить ущерб, несправедливо причиненный другим государством. Эта доктрина утратила свое прежнее значение в XIX в. под влиянием концепции суверенного равенства государств и их неотъемлемого права прибегать к войне. На смену концепции «справедливой войны» пришла концепция «правомерной войны». Однако и этот менее идеологизированный и более позитивистский способ определения характера войны не избежал критики, поскольку делал войну предметом моральной оценки со стороны противоборствующих государств.
Между тем, реанимации доктрины справедливой войны в известной мере способствовала практика ООН и, в частности, резолюции ГА ООН, оправдывающие национально-освободительные войны. Так, принятое в декабре 1974 г. ГА Определение агрессии (Резолюция 3314 /XXIX/) не рассматривает в качестве агрессии право «народов, находящихся в колониальной зависимости, подвергающихся расизму или иному враждебному господству» сражаться за независимость и получать поддержку. В Резолюции ГА ООН 3246 (XXIX) от 29 ноября 1974 г. также подтверждается правомерность народной борьбы за освобождение из-под колониального и иностранного господства всеми имеющимися средствами, включая вооруженную борьбу. И напротив, военные контрдействия колониальных или расистских режимов рассматриваются как противоправные действия.
Такое насилие нередко именуется структурным насилием. О структурном насилии говорят тогда, когда общество организовано таким образом, что в нем принципами организации общественного устройства и существования становятся социальная несправедливость, неравные жизненные возможности и резкие различия в позициях относительно власти и тем самым в возможностях влияния. В силу сказанного существует опасность стирания различий между правомерной войной по смыслу Устава ООН (самооборона, коллективные санкции против агрессора и др.) и идеологическим оправданием актов насилия в целях самоопределения.
Как уже отмечалось, состояние войны вплоть до недавнего времени означало разрыв мирных отношений между двумя или большим числом государств и замену права мира правом войны. Не участвовавшие в непосредственных военных действиях приобретали статус нейтральной стороны. Между ними и воюющими вступало в силу право нейтралитета. Признание статуса воюющей стороны являлось по существу тем же, что и объявление состояния войны, но использовалось, главным образом, в условиях вооруженного конфликта немеждународного характера. Такое признание вводило в действие законы и обычаи войны между центральным правительством и повстанцами, а также право нейтралитета между сторонами в конфликте и третьими государствами.
Наиболее важным следствием признания в качестве воюющей стороны было то, что оно наделяло воюющих соответствующими правами в отношении кораблей и грузов, граждан противника и третьих государств. Правомерным признание статуса воюющей стороны являлось в том случае, если повстанцы:
- оккупировали (контролировали) определенную часть национальной территории,
- учреждали правительство, которое реализовывало права, свойственные суверенитету на этой территории,
- если они вели военные действия в соответствии с законами и обычаями войны.
За исключением второй мировой войны, большинство вооруженных конфликтов не сопровождалось признанием состояния войны или статуса воюющей стороны. Напротив, в период международных вооруженных конфликтов их участники зачастую явным образом заявляли об отсутствии состояния войны. Тенденция уклонения от объявления состояния войны вначале была обусловлена главным образом действием Статута Лиги Наций и Парижского пакта об отказе от войны как орудия национальной политики 1928 г., запретившим в известной мере обращение государств к войне как к средству достижения национальных целей. Кроме того, в 30-е гг. объявления войны избегали для того, чтобы не допустить распространения на третьи стороны правил нейтралитета, запрещавших поставки оружия воюющим.
После второй мировой войны возник еще один фактор. В этот период государства и особенно великие державы стремились ограничить вооруженные действия таким образом, чтобы вооруженный конфликт не перерос в ядерную войну. Вооруженный конфликт без объявления войны позволяет государствам вести боевые действия в ограниченных целях, в то время как объявление войны предполагает, как считалось, достижение полной победы.
В период между двумя мировыми войнами было широко распространено мнение, что законы и обычаи войны и право нейтралитета начинают действовать лишь после признания состояния войны и статуса воюющей стороны. От такого представления отказались в силу все возраставшего числа так называемых "необъявленных" войн. Важную роль в связи с этим имело принятие Женевских конвенций 1949 г. Статья 2, общая для всех этих конвенций устанавливает, что конвенции применяются «в случае объявленной войны или всякого другого вооруженного конфликта, возникающего между двумя или несколькими Высокими Договаривающимися Сторонами, даже в том случае, если одна из них не признает состояния войны». Аналогичная норма закреплена в ст. 18 Гаагской конвенции О защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта 1954 г.
С принятием этих конвенций было достигнуто всеобщее согласие о том, что не только упоминавшиеся выше конвенции, но и все право вооруженных конфликтов в целом, включая Гаагские конвенции 1907 г., должны применяться во время вооруженных конфликтов независимо от признания состояния войны или статуса воюющей стороны. Только право, касающееся своего рода "экономической войны" - в первую очередь нормы, регламентирующие захват и присвоение вражеских судов, блокаду, контрабанду, посещение, захват и суд в отношении судов нейтральных государств, применяется, согласно широко распространившемуся мнению, только в случае признания состояния войны или статуса воюющей стороны.
В двух вооруженных конфликтах, происшедших после 1945 г., (арабо-израильский и индо-пакистанский) состояние войны объявлялось главным образом для осуществления соответствующих прав в отношении торговых судов вражеских и нейтральных государств.
Почему же правила экономической войны и нейтралитета могут применяться только в случае объявления состояния войны? Причина, на наш взгляд, заключается в том, что сфера действия права вооруженных конфликтов распространяется, главным образом, на те ситуации, возникающие в ходе вооруженных конфликтов, в которых обнаруживаются мотивы гуманности и которые не связаны с правилами экономической войны.
Согласно ст. 3, общей для всех Женевских конвенций 1949 г., определенный минимум гуманитарных правил должен применяться и во время вооруженных конфликтов немеждународного характера также независимо от признания статуса воюющей стороны Примечательно в связи с этим, что в последние десятилетия действия центральных властей, которые раньше рассматривались бы как безоговорочное признание статуса воюющей стороны, не влекли подобного правового последствия. Так, морская блокада портов, находившихся в руках повстанцев, со стороны центрального правительства Испании в 1936 г., не была признана каким-либо третьим государством как определяющая статус воюющей стороны. Когда Франция во время алжирской революции задерживала иностранные торговые суда в открытом море для борьбы с контрабандой эти действия не рассматривались как акты воюющей стороны, так как французское правительство отказалось признать восставших и учредить призовой суд.
Практика отказа в признании статуса воюющей стороны совпала по времени со снижением роли и значения права нейтралитета. Многие государства в случае вооруженных конфликтов как международного, так и немеждународного характера предпочитают не связывать себя нормами права нейтралитета.
Признание повстанцев в качестве воюющей стороны уступило место другим формам признания. Это, в частности, относится к национально-освободительным войнам, в которых народы ведут борьбу против колониального господства, иностранной оккупации или противрасистских режимов во исполнение их права на самоопределение. Как известно, с 60-х гг., Генеральная Ассамблея ООН не только неоднократно подтверждала правомерность борьбы таких народов, но и установила, что к ним должны применяться нормы права вооруженных конфликтов.
Ст. 1 Протокола I, как уже отмечалось, относит национально-освободительные войны к категории международных вооруженных конфликтов, что можно рассматривать как относительно новую форму признания статуса воюющей стороны. Необходимо, однако, отметить, что эта форма признания имеет ряд особенностей. Во-первых, право вооруженных конфликтов применяется в ходе национально-освободительной войны автоматически. Признания со стороны центрального правительства или третьих государств не требуется. Во-вторых, традиционные условия признания статуса воюющей стороны (например, контроль Щад определенной частью территории) решающего значения не имеет. Требование о признании основывается на праве на самоопределение. В-третьих иностранные государства не обязаны более соблюдать правила нейтралитета. Более того, согласно резолюциям ГА ООН, они должны содействовать реализации права на самоопределение. В-четвертых, в случае национально-освободительной войны возникает состояние войны, не полностью отвечающее правовым представлениям об этом явлении. Например, до сих пор во всяком случае, участники национально-освободительных войн не требовали осуществления прав в отношении торговых судов вражеских или нейтральных судов.
Арабо-израильский конфликт был первым после второй мировой войны вооруженным конфликтом, в ходе которого утверждалось о существовании состояния войны. С началом конфликта Египет предпринял инспекцию торговых судов в Суэцком канале с целью предотвращения доставки контрабандных товаров в Израиль. В дальнейшем в Александрии был учрежден призовой суд для определения правовой судьбы конфискованного товара. Египет не объявлял открыто войну, хотя, реализуя право воюющего, полагал, что состояние войны существует. Такая позиция вызывала возражения со стороны трегьих государств и Израиля. Египет и другие арабские государства утверждали, что обострение Израилем ситуации в Палестине в 1947-48 гг. составило угрозу арабским государствам, что дало им право на самооборону в соответствии со ст. 51 Устава ООН. По их мнению, действуя в порядке ст. 51, государство вправе объявлять войну или состояние войны.
Государства, чьи интересы были затронуты мерами Египта, никогда не признавали их правомерными. Их позиция нашла свое выражение в Резолюции СБ ООН от 1 сентября 1951 г., в которой СБ призвал Египет снять ограничения на проход торговых судов через Суэцкий канал. Он констатировал, что эти ограничения представляют собой «злоупотребление правом посещения, обыска и захвата» и не могут быть оправданы как необходимые для целей самообороны.
Эта резолюция СБ ООН поднимает, как минимум, два вопроса, которые представляют существенный теоретический и практический интерес. Во-первых, является ли злоупотреблением использование состояния войны, вводимое лишь с целью осуществления прав воюющего государства в отношении собственности вражеских и нейтральных государств. Во-вторых, является ли осуществление прав воюющего в отношении вражеской и нейтральной собственности необходимой и пропорциональной мерой при действиях в порядке самообороны.
Во время корейской войны 1953-56 гг. вопрос, представляет ли собой данный вооруженный конфликт войну или нет, имел значение прежде всего в связи с военными оговорками в страховых контрактах и уголовных кодексах. Национальные суды решали этот вопрос на основании внутреннего, а не международного права. Господствовало убеждение, что военные действия в Корее не привели к возникновению состояния войны в международно-правовом плане. Следует, однако, заметить, что войска, действовавшие под флагом ООН, установили морскую блокаду вдоль побережья КНДР, то есть предприняли действия, правомерные лишь в условиях существования состояния войны. Несмотря на это ни одно государство не признало состояния войны, никто также не рассматривал объявление блокады как свидетельство признания состояния войны. Поскольку снабжение КНДР осуществлялось главным образом по суше, блокада ничего не решала. Вопрос о законности блокады не поднимался .
Во время вторжения в 1956 г., Франции, Англии и Израиля в Египет также не было объявления состояния войны. Правда, местный суд штата Мэриленд (США) в связи с рассмотрением дела Navious Corporation v. The Ulysses от 30 апреля 1958 г. заявил, что война была объявлена Египтом. Суд должен был дать толкование одному из положений чартерного контракта, согласно которому в случае объявления войны одному из членов НАТО стороны контракта имели право его аннулировать. При этом суд обосновывал свое решение ссылкой на речь президента Г.А.Насера, произнесенную им на второй день после вторжения и в которой он употребил термин «война». Суд также ссылался на заявление египетского правительства, которое два дня спустя подтвердило, что Египет ведет войну против Англии и Франции. Других актов, которые позволяли бы заключить, что существовало состояние войны нет. К тому же, вопрос о состоянии войны утратил свою актуальность, поскольку боевые действия велись лишь несколько дней.
Франция считала освободительную войну Алжира (1955-62 гг.) своим внутренним делом Она не признала повстанцев в качестве воюющей стороны, хотя останавливала и производила осмотр иностранных торговых судов в открытом море и захват контрабанды. Иностранные государства не рассматривали эти действия как свидетельство признания за алжирцами статуса воюющей стороны. Вместе с тем, действия Франции квалифицировались как противоправные. Алжирская война еще раз показала, что состояние войны - необходимое условие для осуществления прав воюющего в отношении судов третьих государств.
Во время индо-пакистанского конфликта, начавшегося в сентябре 1965 г., Пакистан задержал индийские суда, оказавшиеся в его портах. Индия в ответ предприняла адекватные меры в отношении пакистанских торговых судов. Оба государства установили контроль за контрабандой и выгрузили товары с торговых судов нейтральныхгосударств, находившихся в их портах. Индия не признала законность действий Пакистана и утверждала, что конфискация судов и грузов возможна только в случае формального объявления войны. Война же, по ее мнению, не могла быть объявлена, так как Устав ООН это запрещает. Пакистан со своей стороны настаивал на существовании состояния войны, ссылаясь на выступление 6 сентября 1965 г. президента Аюб Хана, произнесшего слова «мы находимся в состоянии войны» и на Прокламацию контрабанды от 9 сентября 1965 г., начинавшуюся словами «поскольку существует состояние войны». В этом конфликте, как и в предыдущих случаях, стороны связывали осуществление нрав воюющего в отношении торговых судов вражеских и нейтральных государств с наличием состояния войны. Однако в отличие от арабо-израильского конфликта и Суэцкого кризиса, дипломатические отношения между Индией и Пакистаном не разрывались, не приостанавливали своего действия и не аннулировались двусторонние и многосторонние соглашения. Отсутствие столь характерного для состояния войны элемента позволяет утверждать, что ни Индия, ни Пакистан с формально-юридической точки зрения, не имели animus belligerendi (агрессивного намерения).
Во время Вьетнамской войны 1961-73 гг. ни одна из сторон не заявляла о существовании состояния войны. Примечательно, однако, что в Парижском соглашении об окончании войны и восстановлении мира во Вьетнаме от 27 января 1973 г. используется термин "война", который с 1945 г. едва ли употреблялся в документах такого рода. В нем, однако, не идет речь о "состоянии войны". Правительство США утверждало, что не намерено объявлять войну Вьетнаму. Целями США было положить конец агрессии против Юженого Вьетнама, не сопровождая это угрозой уничтожения Северного Вьетнама Объявление войны предполагало бы стремление к нанесению полного поражения противнику (45).
Не сопровождалась объявлением войны или состояния войны и военная акция, предпринятая странами НАТО в марте 1999 г. в отношении Югославии.
Егоров С.А. Вооруженные конфликты и международное право. М., 1999.