Нормативное содержание
Рассмотрим подробнее вопрос о нормативном содержании интересующего нас принципа.
Результаты кодификации и дальнейшего прогрессивного развития международного права, осуществленные международным сообществом в послевоенные годы позволяет сделать однозначный вывод о том, что принцип самоопределения, который в течение длительного времени воспринимался в качестве морально-политического постулата, обрел статус действующей правовой нормы. Этот факт практически не вызывает сегодня ни у кого серьезных возражений.
Однако объем кодификационной работы, ставший необходимым для преобразования вышеназванного постулата в общепризнанный принцип равноправия и самоопределения народов, оказался явно недостаточным для удовлетворительного решения ряда вопросов, имеющих принципиально важное значение для реализации этого принципа в сфере реальных социально-политических отношений.
Еще в 1952 г. Э. Рузвельт, в то время постоянный представитель США при ООН, заявила: «Означает ли самоопределение право на отделение? Представляет ли собой самоопределение право на расчленение или оправдание расчленения наций? Означает ли самоопределение право народа разорвать связи с другим государством независимо от экономических последствий для двух сторон, независимо от того, какие последствия для их внутренней стабильности и их внешней безопасности это может иметь, независимо от последствий для их соседей или международного сообщества?» На все эти вопросы Э. Рузвельт дает отрицательный ответ (5).
Касаясь той же проблематики, ее соотечественник, М. Кампельман спустя десятилетия, отмечает: "Если не проводить и не уразуметь разницы между правом на самоопределение и правом на отделение, либо право на самоопределение вовлечет мировую политику в насилие и хаос, либо сам принцип превратится в исторический анахронизм, изживший себя и способный подорвать возможности демократического развития... Право народов на самоопределение не включает в себя право на отделение Это два самостоятельных права, к которым нужно и подходить отдельно. Право на самоопределение признано в международном праве, находит свое отражение в Уставе ООН и в Хельсинкском Заключительном акте. А право на отделение не является правом по международному праву, хотя оно бывало и может быть частью конституционной процедуры государства» (6).
Поставленные выше вопросы, касающиеся нормативного содержания принципа равноправия и самоопределения народов, активно обсуждаются ii отечественными специалистами.
«Отделение, разъединение, - пишет Ю.А. Решетов, - это и признак неудовлетворенности и нарушения прав человека, и одновременно начало новых конфликтов и нового нарушения прав человека. И ссылки на историю не помогут... В свое время в ходе переговоров о спорных территориях Китая и Индии представители двух сторон демонстрировали относящиеся к разным эпохам карты, разумеется доказывающие принадлежность этих территорий «правильному» государству Да и в практическом плане в большинстве случаев не ясно, как надо обособляться
К сожалению, всякого рода референдумы..., обращения к нашей и мировой общественности, ООН лишь подливают масла в огонь, вызывая ответную реакцию» (7).
По мнению В И. Кузнецова, «принцип самоопределения народов и наций - это право народов и наций, но не обязанность, и осуществление этого права может быть многовариантным. Самоопределение не должно осущетвляться с сепаратистских позиций в ущерб территориальной целостностности и политическому единству государств» (8 ).
В. Лукин утверждает: «Вся экономическая теория взывает к расширению рынков, а рвущиеся к государственному самоопределению национальные группы обрекают себя на прогрессирующее отставание» (9).
Э. Хименес де Аречага, подчеркивая преимущественно антиколониальную направленность принципа равноправия и самоопределения народов, писал: «В процессе развития важнейших правовых принципов Устава ООН упоминание о праве на самоопределение превратилось в юридическую базу для того вклада, который был внесен ООН в дело освобождения колониальных народов - замечательное достижение ООН» (10).
Декларация 1970 г., по его мнению, «хотя и содержит по-прежнему требование «положить конец колониализму», целенаправленно расширяет сферу принципа самоопределения и провозглашает, что он относится не только к народам подопечных и несамоуправляющихся территорий, но и к народам суверенных и независимых государств. Декларация рассматривает право на самоопределение как более широкий принцип, который должен пережить свою уже почти выполненную историческую миссию по ликвидации системы колониализма» (11).
Вместе с тем, он полагал, что «ничем не ограниченное толкование принципа самоопределения способствовало бы возникновению сепаратистских движений и выступлениям меньшинств за достижение самостоятельности в различных странах мира и могло бы привести к расчленению существующих государств. Подобная возможность не могла быть допущена такой состоящей из государств международной организацией, как ООН, за исключением совершенно особых случаев»(12).
Здесь уместно привести заявление Генерального секрегаря ООН У Тана, сделанное им в феврале 1970 г.: «ООН никогда не признавала и не признает и не думаю, чтобы когда-нибудь признала отделения частей ее государств-членов... Когда государство хочет стать членом ООН и когда ООН принимает его как члена, то тем самым ООН признает территориальную целостность, независимость и суверенитет этого государствачлена» (13 ).
Аналогичной позиции придерживался и Б.Б. Гали, считавший, что «...если каждая этническая, религиозная или языковая группа будет притязать на государственность, то не будет предела дроблению, а всеобщий мир, безопасность, экономическое благополучие станут еще более трудно достижимой целью» (14).
Советская доктрина международного права и дипломатическая практика исходили из того, что принцип самоопределения наций является составной частью марксистско-ленинского учения по национальному вопросу. Это по существу своему, антиимпериалистический, антиколониальный принцип, выражающийглавные, жизненно важные интересы зависимых народов. Признавалось, что право на самоопределение «имеют все без исключения народы и нации независимо от степени их экономического, политического и культурного развития. Однако принцип самоопределения не предполагает отделения только с целью создания самостоятельного государства. Отделение может быть также осуществлено с целью присоединения к другому государству или же объединения, но уже на началах федерации, автономии с государством, в состав которого ранее входила эта нация в бытность его унитарным. Но наиболее распространенной формой реализации права на самоопределение в современных условиях является создание освободившимися от колониального гнета народами самостоятельных государств» (15 ).
Некоторые отечественне исследователи расценивают современное движение за национальное самоопределение как возврат к феодализму, как проявление радикального национализма, охватившего планету на исходе XX века (16).
Иной точки зрения придерживается В. П. Ступишин, который считает, что «только полное и безоговорочное признание каждой нации на независимость позволит приостановить центробежный процесс и положить начало интеграционным тенденциям» (17).
Еще в 1991 г. он писал, что у руководителей СССР нет иного выхода кроме как ясно и недвусмысленно заявить, да мы за самоопределение наций, вплоть до отделения и образования независимых государств, поэтому положительно относимся к «восстановлению суверенитета всех наций, населяющих территорию СССР» (18).
Суть полемики, развернувшейся в последние годы вокруг принципа равноправия и самоопределения народов, в значительной мере сводится к определению того, в какой мере он совместим с принципами территориальной целостности, нерушимости государственных границ, соолюдения прав человека, невмешательства во внутренние дела суверенных государств, принципа неприменения силы и другими.
Так, отмечая наметившуюся в последние годы в российских научно-политологических кругах тенденцию закрыть тему национального самоопределения, В. П. Ступишин полагает, что «делается это прежде всего во имя торжества и универсализации принципа территориальной целостности, превращаемого в этакую «священную корову» новоявленных «державников» которые не останавливаются даже перед извращением международных документов» (19).
Чтобы не быть голословным, он приводит ряд не лишенных в некоторых случаях определенной логики доказательств, изложение которых целесообразно для целей нашего исследования. Смысл их сводится к следующему.
Во-первых, Уставу ООН, по его мнению, приписывается утверждение, будто бы право народов на самоопределение «не должно нарушать территориальной целостности государства» (20). Однако в Уставе ООН вообще нет понятия целостности территории, а речь идет о «территориальной неприкосновенности», и увязана она отнюдь не с самоопределением народов, а с применением силы между государствами. л
Во-вторых, утверждают, что нормами современного международного права якобы «четко оговорено, что территориальная целостность и политическое единство государств не могут быть поставлены под сомнение даже правом народа на самоопределение» (21). Но таких норм международного права не существует, иначе о них вспомнили бы, когда пришел конец территориальной целостности СССР, СФРЮ, и ЧСФР.
В-третьих, мировое сообщество никогда не обязывалось «сохранять границы любого государства, подписавшего Хельсинкскую декларацию» (22). Такого обязательства нет и не может быть, ибо в самой упомянутой декларации сформулирован принцип мирного изменения границ
В-четвертых, сторонник упразднения понятия нации В. Тишков (23) предлагает подменить национальное самоопределение "национально-культурной автономией» и «территориальнымсамоопределением» (24) - понятиями без сколько-нибудь значимого содержания и весьма далекими от естественного права любого народа определять свой политический статус. При отрицании свободы выбора как естественного права любого народа эффект может быть лишь один, подчеркивает В. Ступишин, - самоотторжение народа, лишенного такого права, от «отрицателя».
В-пятых, утверждает он, признание свободы выбора за каждым народом нигде и никогда не вело к сужению рынков. Напротив, распад колониальных империй и появление независимых государств в Азии и Африке значительно расширили рынок (25).
В. П. Ступишин считает, что нашей эпохе присущ отнюдь не процесс «всеобщей интеграции», как кажется некоторым политологам. Нашей эпохе присущ процесс национального самоутверждения народов, затрагивающий даже, казалось бы, давно сложившиеся государства (26).
В связи с этим он предлагает вернуться к идее русской республики как материализации права на самоопределение русского народа, подменявшегося союзным «центром» в СССР и подменяемого «федеральным» центром сейчас (27).
Анализ основных причин конституционно-правовых коллизий, ведущих к межнациональным конфликтам в федеративных государствах, показывает, по мнению отдельных исследователей, что камнем преткновения являегся «кажущаяся несовместимость между провозглашенным в международно-правовых актах правом народов на самоопределение и недопустимостью расчленения территориальной целостности или политического единства суверенных и независимых государств» (28).
Для объективного разрешения этого противоречиям считают они, необходимо исходить прежде всею из общепризнанного и неоспоримого принципа приоритетности прав человека. Только такой подход гарантирует непредвзятое определение значимости принципов территориальной целостности суверенных государств, невмешательства в их внутренние дела, права народов на самоопределение. При ответе на вопрос: приоритетность какого из этих принципов можетгарантировать возможность максимальной реализации и защиты прав человека, предпочтение ими отдается праву народов на самоопределение. Разумеется, «в одной из обозначенных в международных документах форм и методов его реализации» (29),
Здесь уместно сослаться на Декларацию ГА ООН 1970 г. о принципах международного права.
Помимо общего положения, согласно которому «все народы имеют право свободно определять без вмешательства извне свой политический статус и осуществлять свое экономическое, социальное и культурное развитие и каждое государство обязано уважать это право в соответствии с положениями Устава», в Декларации, во-первых, делается попытка определить способы осуществления права на самоопределение. К ним, в частности, относятся «создание суверенного и независимого государства или объединение с ним или установление любого другого политического статуса, свободно определенного народом».
Во-вторых, в ней не только подтверждается требование об отказе от любых действий, ведущих к расчленению или частичному или полному нарушению территориальной целостности или политического единства суверенных и независимых государств, но и называются условия, при соблюдении которых само право на самоопределение ограничивается и не может включать в себя расчленение государств, нарушение территориальной целостности, политического единства государства. Важнейшим из них является наличие «правительства, представляющего весь народ, принадлежащий к данной территории, без различия расы, вероисповедания или цвета кожи».
Приведенное положение, по мнению Ю. Решетова, явно относится к «внутренним политическим силам». Поэтому, справедливо полагает он, если правительство на недискриминационной основе, с соблюдением основных прав и свобод человека предосталяет своему населению право на участие в политической и социальной жизни государства, то попытки, направленные на расчленение государства, подрыв его территориальной целостности, политического единства являются незаконными (30).