Этот основополагающий принцип применим как к действиям ООН, согласно п. 7 ст. 2 Устава ООН, так и к взаимоотношениям государств друг с другом.
Принцип невмешательства связан с проблемой обеспечения неприкосновенности членов международного сообщества, а также с их правом свободно выбирать политическую, экономическую, социальную и культурную системы без какого-либо вмешательства извне. Этот принцип гармонично сочетается с принципом суверенного равенства государств.
В конечном итоге принципы международного права направлены на защиту людей, живущих в государстве, а не самого государства как социально-политической формы их объединения.
Колониализм, оккупация или аннексия территории представляют собой нарушение современного международного права. Поэтому не является вмешательством во внутренние дела государства акции международного сообщества, направленные на оказание воздействия на колониальную или оккупационную власть или власть, которая аннексировала территорию иностранного государства, в целях ликвидации колониальной системы, освобождения оккупированной или возврат аннексированной территории
Не являются вмешательством действия международного сообщества, осуществляемые через ООН или региональные органы и направленные на обеспечение уважения прав человека и основных свобод постольку, поскольку это не связано с применением силы.
Вместе с тем, существуют определенные трудности, связанные с установлением (на беспристрастной, объективной основе) того, когда имеет место действительно содействие правам человека, а когда предпринимаются усилия по ослаблению власти центрального правительства с целью подчинить данное государство своей воле. Когда имеет место борьба за самоопределение, а когда незаконные подрывные действия и акты терроризма.
Правомерным считается действительное содействие самоопределению или уважению прав человека. При этом законными могут признаваться только те средства и методы борьбы, которые пропорциональны тем, которые используются в репрессивных целях.
Так, акты терроризма в отношении гражданского населения не могут считаться законным средством содействия правам человека или самоопределению.
Квалификация вышеуказанных понятий и действий требует, как уже отмечалось, объективных, беспристрастных и справедливых суждений и оценок. Следует признать, особенно с учетом ситуации, сложившейся вокруг Югославии в 1999 г., что на сегодняшний день международное сообщество не располагает беспристрастными и эффективными структурами, которые могли бы решать такого рода задачи.
Для того, чтобы избежать эскалации насилия и неправомерного использования силы, недопустимо оказание международной поддержки какому-либо движению, внутри того или иного государства, даже если имеют место утверждения о том, что борьба этим движением ведется за права человека или в целях самоопределения. Недопустимо до тех пор пока ГА, СБ ООН или соответствующая региональная организация не определит, на основе объективной оценки всей совокупности фактов, происходящее как ситуацию, при которой ущемленная в своих правах группа борется за самоопределение или права человека, а центральное правительство отказывает в этих правах.
В связи с вышесказанным уместно подробнее остановиться на вопросе о так называемой гуманитарной интервенции.
Как правило, ссылками на концепцию гуманитарной интервенции пользуются в целях оправдания применения силы государством А против государства Б для защиты граждан государства А, оказавшихся на территории государства Б. Нередко ее рассматривают как угрозу или применение силы государством А против государства Б для защиты граждан государства Б от действий или бездействия их собственного правительства, вызывающих озабоченность международного сообщества.
На наш взгляд, вооруженное вмешательство одного государства (или группы государств) во внутренние дела другого, оправдываемое ссылками на обстоятельства гуманитарного характера, носит противоправный характер. Интервенция, в современных условиях, возможна лишь на основании должным образом принятых санкций ООН или, в соответствии с ее решением, соответствующей региональной организацией и при соблюдении принципа пропорциональности.
Определение агрессии
Важное значение, в связи с рассматриваемой нами проблемой, имело принятие ГА ООН в 1974 г. Резолюции 3314 (XXIX) "Определение агрессии".
Согласно ст. 1 Резолюции, "агрессией является применение вооруженной силы государством против суверенитета, территориальной неприкосновенности или политической независимости другого государства или каким-либо другим способом, несовместимым с Уставом ООН, как это установлено в настоящем определении".
Приведенное положение почти полностью воспроизводит содержание п. 4 ст. 2 Устава ООН, за одним весьма важным изъятием. Оно не включает в себя угрозу применения силы.
Заметим, что Определение касается только военного применения силы и не охватывает силовые меры экономического и политического харктера. Предложения ряда государств на этот счет не получили поддержки, поскольку кроме всего прочего Определение агрессии призвано служить в качестве вспомогательного документа для определения международной уголовной ответственности физических лиц за подготовку, развязывание и последствия агрессии.
Ряд вопросов, не затронутых в определении, связаны с иностранным вмешательством во внутригосударственные социальные конфликты, включая подстрекательство и поддержку внутренних беспорядков.
Если ст. 1 Определения, в правовом плане, мало что добавляет к содержанию п. 4 ст. 2, то ст. 2 Резолюции 3314 (XXIX), в известной мере, способствует уточнению и дальнейшему развитию принципа неприменения силы.
Ст 2 гласит: «Применение вооруженной силы государством первым в нарушение Устава является prima facie свидетельством акта агрессии, хотя Совет Безопасности может в соответствии с Уставом сделать вывод, что определение о том, что акт агрессии был совершен, не будет оправданным в свете других соответствующих обстоятельств, включая тот факт, что соответствующие акты или их последствия не носят достаточно серьезного харктера».
Таким образом, с одной стороны, применение вооруженной силы первым рассматривается как акт агрессии, с другой - могут существовать такие обстоятельства, которые исключают подобный вывод. При этом не вполне ясно, когда имеют место такого рода обстоятельства, то есть не ясно, каким образом применять положение ст. 2, не искажая логику его изложения.
Наиболее упрощенным представляется следующий подход. Применение вооруженной силы первым является доказательством наличия акта агрессии до тех пор, пока СБ не определит обратного.
В соответствии с другим подходом, «prima facie свидетельство» служит лишь подтверждением предположения осовершении акта агрессии. Окончательное же решение остается за СБ ООН.
Если в первом случае применение силы первым будет квалифицироваться в качестве агрессин до тех пор, пока блокирующее большинство или даже один постоянный член СБ придерживаются именно такого мнения, то во втором случае для принятия решения о наличии акта агрессии необходимо соответствующее большинство голосов в СБ, включая совпадающие голоса всех постоянных членов.
Свидетельства как в пользу одного, так и другого подходов можно обнаружить и в тексте резолюции и в подготовительных материалах. Однако второй подход представляется юридичеки более основательным, если внимательно ознакомиться с содержанием преамбулы и ст. 4 Определения.
Политические последствия не достаточно четкой редакции ст. 2 представляются весьма существенными. Одно дело, когда агрессиясчитаегся свершившимся юридическим фактом пока СБ не придет к противоположному решению, и совершенно другое, - если установление факта совершения агрессии является исключительной прерогативой СБ ООН
Совершенно очевидно, что значение и эффективность действия Определения прямо зависит от процедуры его применения.
Согласно ст. 6, "Ничто в настоящем определении не должно толковаться как расширяющее или сужающее каким-либо образом сферу действия Устава, включая его положения, касающиеся случаев, в которых применение силы является законным".
Данное положение - компромисс, достигнутый в результате трудных переговоров и дискуссий о пределах (сфере) правомерного применения силы. Безусловно, самооборона в порядке ст. 51 Устава ООН не имеет ничего общего с агрессией. Вместе с тем, сферу правомерного применения силы можно было бы определить точнее.
Так, весьма важно ограничить предел правомерного применения силы в порядке самообороны в случае незначительных вооруженных акций, представляющих собой вооруженное нападение одного государства на другое, чтобы избежать эскалации вооруженного конфликта. В связи с этим большинство членов Спецкомитета по определению агрессии предложили, что правомерным может быть лишь такое применение силы, которое требуется для отражения такого нападения. Против этого предложения выступил представитель СССР, утверждавший, что принцип пропорциональности был бы на руку только агрессору. Определение, по аналогии с Уставом ООН, оставляет решение этого вопроса за СБ.
Ст. 7 связана с самоопределением и применением силы. Проблема права народов на самоопределение и получение внешней помощи является, как уже отмечалось, одной из наиболее сложных и дискуссионных проблем современного международного права. С одной стороны, существует широкая поддержка права на самоопределение. С другой - отсутствует ясное и четкое представление о том, какая группа людей имеет такое право, при каких условиях они могут бороться за его реализацию и какие средства при этом могут быть использованы: исключительно мирные или допустимо использование вооруженного насилия. Положение ст. 7 в этом плане страдает неопределенностью и не дает четкого ответа на поставленные выше вопросы. Редакция ст. 7 допускает возможность самого широкого и субъективного толкования таких понятий, как "народы", "колониальные и расистские режимы", "иностранное господство". Двусмысленность в понимании ст. 7 чревата угрозой вмешательства (прямого или косвенного) во внутригосударственный конфликт.
В ходе выработки Определения предпринимались попытки поставить возможность оказания вооруженной поддержки в зависимость от разрешения со стороны ООН. В любом случае это сделало бы невозможным вмешательство одного государства (группы государств), преследующего свои национальные интересы во внутренние дела другого под предлогом оказания помощи освободительной борьбе. Отсутствие такого механизма - один из серьезных недостатков Определения агрессии.
Какова практическая польза от принятия Определения агрессии?
В преамбуле Определения говорится, что оно призвано облегчить констатаци актов агрессии.
Первое место в ряду международных органов, которые призваны применять положения, содержащиеся в Определении агрессии, принадлежит СБ ООН. Однако объективность, беспристрастие и справедливость при применении этим органом ООН положений указанного документа всегда будет зависеть от его сугубо политического характера и соотношения политических сил на международной арене.
С учетом недостатков Определения и вышеуказанных обстоятельств политического характера принятие этого документа вряд ли существенно изменило положение дел, существовавшее до его принятия. Доказательством этого может служить крайне редкая практика применения Определения СБ ООН.
Поэтому важным остается вопрос о природе того органа, который мог бы применять Определение. Ситуация возможно изменилась бы, если бы был учрежден специальный международный судебный орган, перед которым была бы поставлена задача использовать в конкретных обстоятельствах положения, содержащиеся в Определении.
Для этого, очевидно, потребовалось бы признание того, что Определение агрессии предназначено прежде всего для использования соответствующим юридическим, а не политическим органом, каковым по сути своей является СБ ООН.
Мнение специалистов международного права США
Неоднократное применение США силы в качестве средства воздействия на международные отношения послужило причиной значительного и постоянного интереса к данной теме ведущих специалистов международного права США, таких, как Дж. Мур, Р Фолк, В. Фридман, Р. Фишер и др. Употребляя термин "intervention" американские юристы отмечают, что в XIX и в начале XX вв. он подразумевал использование вооруженной силы, однако, после второй мировой войны возобладала тенденция его расширительного толкования (и в современном значении он, очевидно, вполне соответствует термину «вмешательство», используемому в отечественной правовой науке) (47). Некоторые юристы предпочитают употреблять термин "interfierence" или "involvement" в случаях, когда речь идет о действиях США или их союзников, считая термин "intervention" самым сильным.
Ст. 15 Устава Организации американских государств (ОАГ), принятого в 1948 г., дает одно из наиболее широких толкований этого понятия: "Никакое государство или группа государств ни под каким предлогом не имеют права на прямое или косвенное вмешательство во внутренние или внешние дела любого государства. Вышеуказанный принцип относится не только к вооруженному вмешательству, но и к любой другой форме вмешательства или тенденции, имеющей целью посягательство на личность государства или его политические, экономические и культурные органы" (48).
Некоторые американские специалисты в области международного права утверждают, что определения вмешательства должны быть подвижными, поскольку иногда, когда великие державы говорят «да» или «нет», и даже сам факт существования великих держав можно квалифицировать как вмешательство (49).
По мнению других, слишком широкое определение вмешательства стирает разницу между убеждением и принуждением в политике. Поэтому возникли предложения установить следующий признак, позволяющий отграничивать вмешательство от других действий, оказывающих влияние через границы: вмешательство - это любая акция, начинающаяся с преднамеренного, поправимого взаимодействия между государствами, которая значительным образом влияет на социально-политическую обстановку внутри другого суверенного государства и которая по сути недалека от агрессивного нарушения международных границ (50).
Отсутствие в международном праве общепризнанного определения вмешательства многие американские юристы объясняли "противоречивостью политической ситуации", "неустойчивостью международной системы", т. е. сосуществованием государств, принадлежащих к различным общественно-политическим системам Некоторые авторы прямо указывали, что с усилением вмешательства «коммунистического мира растет цена невмешательства Запада». Такая точка зрения нашла свое отражение в ст. 6 Межамериканского договора о взаимной помощи 1947 г. и в резолюциях совещания министров иностранных дел стран-членов ОАГ 1962 г., где коммунизм объявлен несовместимым с принципами межамериканской системы. В то же время даже весьма консервативно настроенные юристы выступали за ограничение вмешательства, осуждали "слишком частое" вмешательство США в коммунистических странах.
Интересным представляется подход американских исследователей к проблемам вмешательства при вооруженных конфликтов международного и немеждународного характера.
Отправной точкой изучения проблемы вмешательства доктрина США считает п. 4 ст. 2 Устава ООН.
Однако правомерным признается применение силы в международных отношениях в соответствии с «неотъемлемым правом на индивидуальную или коллективную самооборону, если произойдет вооруженное нападение на Члена ООН, до тех пор пока СБ не примет мер, необходимых для поддержания мира и безопасности» (ст. 51).
Таким образом, находящееся у власти законное правительство государства, подвергшегося вооруженному нападению, имеет право обратиться за помощью (в том числе военной) к третьему государству, а это последнее в свою очередь имеет право оказать ему такую законную помощь. Но даже в такой очевидной ситуации, с точки зрения американских юристов, существует ряд проблем, которые допускают неоднозначное толкование.
Во-первых, каким образом квалифицировать "вооруженное нападение"? Этот вопрос возникает в связи с тем, что, по мнению экспертов США, в последнее время в практике международных отношений редко встречается открытая вооруженная агрессия в форме, которую неоспоримо можно было бы квалифицировать с точки зрения права как таковую, и достаточно часто используются такие методы, как инфильтрация через границу обученных и вооруженных другим государством антиправительственных групп, направление военных советников и т. п.
Большинство юристов (Ф. Мур, Р.Фолк, М. Хальперн) склоняется к расширительному толкованию термина "вооруженное нападение", включая в него не только непосредственные военные акции одного государства против другого, но и обучение, вооружение и засылку антиправительственных элементов, а также акты терроризма и саботажа, шпионаж. Некоторые специалисты при этом указывают, что существующие "законные" формы вмешательства могут оказаться "эффективнее" и опаснее, чем незаконное применение силы. Например, экономический бойкот Кубы со стороны США имел гораздо более серьезные последствия, чем нарушения ее воздушных границ, самолетами-разведчиками ВВС США во время "карибского кризиса" (51) (по мнению других, шпионаж - нормальное явление, поскольку национальные интересы некоторых государств могут быть направлены против других государств, включая и подготовку к войне и т. д.).
Важный аспект американской доктрины вмешательства - так называемое "правило пропорционального ответа", определяющее законность иностранной военной помощи. В общем виде это правило ^ можно сформулировать так: "силы и средства, предоставляемые третьим государством и виде военной помощи находящемуся у власти законному правительству государства - объекта агрессии, должны соответствовать силам и средствам, используемым агрессором».
Д. Партан определяет пропорцию следующим образом: "употребляемая при вмешательстве сила должна соответствовать той, которая необходима для достижения законного результата" (52).
Э. Хоукинс полагает, что "контрмеры должны соответствовать требованиям разумной необходимости для обороны основных ценностей, которые находятся в опасности" (53)
Однако в то же время отмечается, что теоретически четкие формулировки весьма сложно применять на практике, поскольку, например, для успешной борьбы с партизанскими отрядами ("инфильтрацией") необходимо соотношение 10:1 в пользу регулярной армии. Это правило предполагает также соблюдение приблизительных пропорций в средствах и методах осуществления "ответных действий" (ответные военные меры не должны выходить за пределы территории государства, подвергшегося нападению, и т.д.).
Проблема временного параметра, по мнению юристов США, возникает в связи с несовершенством формулировки ст. 51 Устава ООН: "...до тех пор, пока СБ ООН не примет мер, необходимых для поддержания мира и безопасности". С точки зрения американцев, ее следовало бы дополнить или уточнить с тем, чтобы не возникло сомнений в законности действий, предпринимаемых в рамках коллективной самообороны, когда СБ длительное время не принимает соответствующего определения в отношении ситуации вооруженного конфликта (54).
В целом в доктрине международного права США подчеркивается законность предусмотренного международным правом военного вмешательства государства в международный вооруженный конфликт на стороне другого государства, подвергшегося вооруженному нападению.
Более сложной является проблема вмешательства иностранного государства в вооруженный конфликт немеждународного характера. В этой ситуации одной из главных трудностей доктрина США признаетбольшое количество ситуаций, в которых может возникнуть вопрос о вмешательстве. Круг действий государств, которые могут квалифицироваться как вмешательство во внутренний конфликт, очень широк: от преждевременного признания антиправительственных сил воюющей или восставшей стороной до направления в страну военных советников и регулярных войск, поддерживающих ту или иную сторону.
Законность помощи находящемуся у власти признанному правительству
При противоречивости концепций, на основе которых делается попытка определить, в каких случаях вмешательство во внутренний конфликт может считаться законным, существует одна точка зрения, признаваемая подавляющим большинством экспертов США: законна помощь находящемуся у власти признанному правительству по крайней мере до тех пор, пока оппозиция не признана восставшей или воюющей стороной. Более конкретные ситуации выглядят следующим образом:
• законное правительство ведет борьбу с повстанцами, которые не признаны воюющей или восставшей стороной и не получают иностранной помощи: иностранная помощь правительству скорее всего законна,
• при аналогичном статусе сторон иностранная помощь повстанцам (вмешательство в конфликт на стороне повстанцев) будет незаконной, а помощь правительству - законной. Существует, однако, точка зрения, согласно которой обращение за помощью любой из сторон внутреннего конфликта есть свидетельство ее слабости, и таким образом, возникает вопрос о том, кто же является в действительности выразителем интересов большинства населения и, следовательно, законным представителем власти в государстве. Такая аргументация логически ведет к признанию строгого невмешательства в любой внутренний конфликт, а эту позицию большинство американских специалистов не разделяют. Однако повстанцы, даже не будучи признанными восставшей или воюющей стороной, имеют право обратиться к третьим странам с просьбой не помогать находящемуся у власти правительству. Поскольку правительство оказывается перед лицом вмешательства извне, иностранное вмешательство на егостороне в такой ситуации американские ученые называют "counterinlervention". Дополнительную сложность представляют поиски критерия для отличия повстанческого движения, пользующегося внешней поддержкой, от иностранного вторжения, пользующегося поддержкой внутри страны,
• широко признанное правительство ведет борьбу с повстанцами, тоже получившими широкое международное признание в виде восставшей или воюющей стороны. В этом случае, по мнению американских юристов, международное право требует невмешательства третьих стран. Поскольку при вмешательстве в гражданскую войну практически невозможно найти объективную отправную точку для разграничения законной коллективной самообороны и незаконного вмешательства, то помощь как той, так и другой стороне целесообразнее признать незаконной.
Если правительство первым прибегает к иностранной военной помощи, то повстанцы оказываются перед лицом вооруженного нападения извне и получают право просить иностранной помощи, а правительство вместе с этим теряет право при каких бы то ни было обстоятельствах ссылаться в дальнейшем на получение повстанцами такой помощи.
Правило взаимности, контрвмешательство
Р. Фолк выводит "правило взаимности": против вмешательства законно контрвмешательство (55).
Третьи страны оказываются, таким образом, перед необходимостью выбирать между строгим невмешательством, укрепляя своим поведением международный правопорядок, и вмешательством на чьей-либо стороне с неизбежным контрвмешательством, т. е. интернационализацией конфликта со всеми вытекающими последствиями.
Практика международных отношений показывает, что третьи страны обычно делятся по крайней мере на две группы: относящиеся к первой не признают субъектом международного права повстанцев и считают незаконной всякую оказываемую им внешнюю помощь, оправдывая тем самым свою "законную" помощь находящемуся у власти правительству; относящиеся ко второй - объявляют повстанцев"единственным законным представителем народа» соответствующей страны и начинают активно сотрудничать с ними. Американские юристы считают, что в выше указанных подходах к конфликтам третьи страны исходили прежде всего из своих политических интересов и идеологических соображений, а не из примата права.
Позиция ряда американских авторов отличалась определенной "идеологизацией". Так, они признавали возможность "превентивной интервенции", или "непрямого империалистического вмешательства", если в описанной выше схеме конфликта западные страны составляют первую группу, которая поддерживает существующую власть в борьбе с "прокоммунистическим антиправительственным движением". Цель данной акции - не упустить, инициативу и попытаться решающим образом изменить положение в пользу правительства до того, как вмешательство "коммунистического мира" на стороне повстанцев сделает это невозможным. Однако большинство американских юристов считает "превентивное вмешательство" незаконным, особо выделяя его в своей классификации
М. Хальперн выделяет также «вмешательство предосторожности» (precautionary intervention) т. е. необходимость предпринять какие-либо действия с целью избежать неблагоприятных последствий бездействия. Подразумеваются меры экономического и политического, а не военного характера, которые следовало применить, например, к ЮАР для того, чтобы заставить режим пойти на уступки, пока не последовал социальный (расовый) взрыв и не пришлось прибегать к другому, более серьезному, виду вмешательства. Такой мягкий "подвид" вмешательства американцы называют «партнерским» ("intervention in partnership") (56).
Для прояснения сложной и наиболее распространенной в реальной политике конфликтной ситуации необходимо дать ответ на два вопроса: 1) о признании повстанцев восставшей или воюющей стороной и 2) о квалификации фактов. Проблема квалификации фактов по существу включает в себя проблему признания повстанцев, однако юристы США единогласно разделяют эти две проблемы как имеющие самостоятельное значение. Практически все согласны с тем, что акт признания не должен определяться исключительно политическими интересами. В целом американская доктрина восприняла критерии признания, разработанные известным юристом-международником конца XIX - начала XX в. Л. Оппенгеймом, которому, как уже отмечалось, к такого рода критериям относятся:
1) наличие гражданской войны, масштабных военный действий;
2) оккупация оппозицией значительной части территории и эффективное административное управление ею;
3) соблюдение законов и обычаев войны повстанцами, действующими под ответственным руководством;
4) практическая необходимость для третьих государств определить свою позицию в отношении этой гражданской войны.
Быстрое и без соблюдения одного из критериев (контроль над значительной территорией) признание правительства Франко со стороны Германии и Италии В. Фридман считает актом незаконного вмешательства (57). Примером противоположного характера является длительное непризнание США правительства КНР.
В целях исключения разногласий при признании некоторые юристы предлагали передать этот вопрос в компетенцию ООН для решения его квалифицированным большинством голосов ГА ООН (58).
Проблема квалификации ситуаций
Решение проблемы квалификации ситуаций практически означало бы определение (не) законности вмешательства в том или ином случае.
Можно ли квалифицировать как коллективную самооборону действия государства, которое, "защищаясь от агрессии", ввело войска в другое государство, поскольку считает, что повстанцы, ведущие борьбу против правительства этого государства поощряются и подстрекаются третьим государством? Многие американские юристы считают, что на односторонней или двусторонней основе (в отсутствие авторитетного международного органа по установлению фактов) объективно ответить на этот вопрос невозможно, поэтому и его тоже предлагалось передать на рассмотрение СБ или ГА ООН.
Противники такого метода (В. Фридман и др.) указывали, что вмешательство ООН в международные конфликты оправдано, если оно обеспечивает создание буфера между враждующими нациями (Кипр, сектор Газа дня разделения вооруженных сил Египта и Израиля), но совершенно неэффективно при социальных конфликтах (Конго) (59).
Отечественная наука международного права использует термин "принцип невмешательства", развивает, дополняет и уточняет его, основываясь на важнейших международных документах, к числу которых относятся: Декларация о недопустимости вмешательства во внутренние дела государств и об ограждении их независимости и суверенитета (резолюция ГА ООН 2131(ХХ) от 21 декабря 1965 г.). Декларация о принципах международного права, (резолюция 2625(XXV) от 24 октября 1970 г.). Декларация о недопустимости интервенции и вмешательства во внутренние дела государств (резолюция 36/103 от 9 декабря 1981 г.).
В Декларации о недопустимости интервенции и вмешательства во внутренние дела государств в категоричной форме заявлено: "ни одно государство или группа государств не имеет права осуществлять интервенцию или вмешательство в любой форме или по какой бы то ни было причине во внутренние и внешние дела других государств". Эта формулировка распространяется, безусловно, и на "гуманитарную интервенцию" (примеры - высадка вооруженных сил США на Гренаду в 1983 г., так называемая военная акция НАТО в СРЮ в 1999 г.) и на "демократическую интервенцию" (Панама, декабрь 1989 г.), с законностью которых мы не можем согласиться (60). В Декларации о принципах международного права дан перечень неправомерных действий государств, являющихся нарушением принципа невмешательства.
С точки зрения практики межгосударственных отношений признание одним из его субъектов законности некоторых видов вмешательства делает позицию такого субъекта в отношении какой-либо конкретной конфликтной ситуации трудно предсказуемой для других государств, что существенно осложняет конструктивное сотрудничество между ними и объективно способствует сохранению нестабильной кризисоопасной обстановки в мире (61).
Следует отметить, что в 90-е гг. имели случаи расширительной интерпретации права на самооборону. Так, в июне 1993 г. СШАнанесли ракетный удар по Багдаду в связи с попыткой иракских властей организовать террористический акт против экс-президента Дж, Буша, т. е. использовали свои вооруженные силы против Ирака, сославшись при этом на право самообороны. Примечательно, что российское руководство поддержало такую интерпретацию. В комментарии МИД РФ в связи с акцией/предпринятой США в ночь с 26 на 27 июня 1993 г., было заявлено: "По мнению российского руководства, действия США являются оправданными, поскольку вытекают из права государства на индивидуальную и коллективную самооборону, в соответствии со ст. 51 Устава ООН..." (62).
Кроме того, более широкое толкование права на самооборону было дано и в Основах военной доктрины России, утвержденной Президентом РФ 2 ноября 1993 г В этом документе указывается, что Россия не будет "...применять свои вооруженные силы и другие войска против другого государства, кроме как для индивидуальной или коллективной самообороны, если произойдет вооруженное нападение на Российскую Федерацию, ее граждан, территорию, вооруженные силы, другие войска или ее союзников" (63).
Подобная интерпретация права на самооборону, расширяющая возможность использования государством своих вооруженных сил, свидетельствует о вряд ли оправданном отходе России от традиционной линии на ограничение применения государствами вооруженных сил для целей внешней политики.
Интересам России как постоянного члена СБ ООН с правом «вето», в большей мере отвечает практика применения вооруженных сил не отдельными государствами, а по решению СБ. Использование Россией вооруженных сил за ее пределами для защиты российских граждан на основании права на самооборону нереально (во всяком случае в ближайшей перспективе), да в этом и нет необходимости. Такую защиту можно обеспечить политическими, дипломатическими, экономическими и т.п. средствами. Представляется, что при дальнейшей доработке военной доктрины России и осуществлении внешнеполитических акций было бы целесообразно вернуться к более узкой интерпретации права на самооборону, как оно вытекает из ст. 51 Устава ООН и принятого ООН в 1974 г. Определения агрессии.
Егоров С.А. Вооруженные конфликты и международное право. М., 1999.